Вера Полозкова. Друг друговы вотчины

 Верочка Полозкова, красивая, умная, яркая, честная девочка. Она вновь и вновь щедро делится с нами своими размышлениями и откровениями на тему "жизнь".  

Она знает о Боге, и как все тут, на Земле, Им устроено. Она  знает, как жить, чтобы сквозь нас был слышен Его чистый СМЕХ. 

И люди у нее любят так, что с любимым они друг друговы вотчины, друг друговы корабли и причалы... А по другому их и не учили.

СМЕХ

Каждый из нас - это частный случай музыки и помех

Так что слушай, садись и слушай Божий ритмичный смех

Ты лишь герц его, сот, ячейка, то, на что звук разбит

Он таинственный голос чей-то, мерный упрямый бит

Он внутри у тебя стучится, тут, под воротничком

Тут, под горлом, из-под ключицы, если лежать ничком

Стоит капельку подучиться - станешь проводником

Будешь кабель его, антенна, сеть, радиоволна

Чтоб земля была нощно, денно смехом его полна

Как тебя пронижет и прополощет, чтоб забыл себя ощущать,

Чтоб стал гладким, словно каштан, на ощупь, чтобы некуда упрощать

Чтобы пуст был, словно ночная площадь, некого винить и порабощать

Был как старый балкон - усыпан пеплом, листьями и лузгой

Шёл каким-то шипеньем сиплым, был пустынный песок, изгой

А проснёшься любимым сыном, чистый, целый, нагой, другой

Весь в холодном сиянье синем, распускающемся дугой

Сядешь в поезд, поедешь в сити, кошелёк на дне рюкзака

Обнаружишь, что ты носитель незнакомого языка

Поздороваешься - в гортани, словно ржавчина, хрипотца

Эта ямка у кромки рта мне скажет больше всех черт лица

Здравствуй, брат мой по общей тайне, да, я вижу в тебе отца

Здравствуй, брат мой, кто независим от гордыни - тот белый маг

Мы не буквы господних писем, мы держатели для бумаг

Мы не оптика, а оправа, мы сургуч под его печать

Старость - думать, что выбил право наставлять или поучать

Мы динамики, а не звуки, пусть тебя не пугает смерть

Если выучиться разлуке, то нетрудно её суметь

Будь умерен в питье и пище, не стремись осчастливить всех

Мы трансляторы: чем мы чище, тем слышнее господень смех

Мы оттенок его, подробность, блик на красном и золотом

Будем чистыми - он по гроб нас не оставит. Да и потом

Нет забавней его народца, что зовёт его по часам

Избирает в своем болотце, ждёт инструкции к чудесам

Ходит в Мекку, святит колодцы, ставит певчих по голосам

Слушай, слушай, как он смеется

Над собою смеется сам

Друг друговы вотчины – с реками и лесами,
Долинами, взгорьями, взлетными полосами;
Давай будем без туристов, а только сами.
Давай будто растворили нас, погребли
В биноклевой мгле.
Друг друговы корабли.
Бросаться навстречу с визгом, большими псами,
Срастаться дверьми, широтами, адресами,
Тереться носами,
Тросами,
Парусами,
Я буду губами смугло, когда слаба,
Тебя целовать слегка в горизонтик лба
Между кожей и волосами.
В какой-нибудь самой крошечной из кают,
Я буду день изо дня наводить уют,
И мы будем слушать чаечек, что снуют
Вдоль палубы, и сирен, что из вод поют.
Чтоб ветер трепал нам челки и флаги рвал,
Ты будешь вести, а я отнимать штурвал,
А на берегу салют чтоб и карнавал.
Чтоб что-то брать оптом, что-то – на абордаж,
Чтоб нам больше двадцати ни за что не дашь,
А соль проедает руки до мяса аж.
Чтоб профилем в синь, а курсом на юго-юг,
Чтоб если поодиночке – то всем каюк,
Чтоб двое форева янг, расторопных юнг,
И каждый задира, бес, баловник небес,
На шее зубец
Акулий, но можно без,
И каждый влюбленный, злой, молодой балбес.
В подзорной трубе пунктиром, едва-едва -
Друг друговы острова.
А Бог будет старый боцман, гроза морей,
Дубленый, литой, в наколках из якорей,
Молчащий красноречиво, как Билл Мюррей,
Устроенный, как герой.
Мы будем ему отрадой, такой игрой
Дельфинов или китят, где-то у кормы.
И кроме воды и тьмы нет другой тюрьмы.
И нету местоимения, кроме «мы».
И, трюмы заполнив хохотом, серебром
Дождливым московским – всяким таким добром,
Устанем, причалим, сядем к ребру ребром
И станем тянуть сентябрь как темный ром,
И тихо теплеть нутром.
И Лунья ладонь ощупает нас, строга -
Друг друговы берега.
И вечер перченым будет, как суп харчо.
Таким, чтоб в ресницах колко и горячо.
И Боцман легонько стукнет тебя в плечо:
- До скорого, брат, попутных. Вернись богатым.

И бриз в шевелюре будет гулять, игрив.
И будет назавтра ждать нас далекий риф,
Который пропорет брюхо нам, обагрив
Окрестную бирюзу нами, как закатом.